– Ну, господин Эпштейн, по поводу футурологической проблематики мы уже ознакомились с докладом специальной экспертной группы, – снова сжал русло дискуссии генерал Келли Хайнхил. – Вам его пересылали?
Ник Эпштейн кивнул и продолжил:
– Хотел пояснить еще одну вещь. По поводу дополнительной, для нас избыточной, но тем не менее существующей причины, почему целями выбираются города, а не военные объекты. – Ученый сделал паузу, по всем законам ораторского искусства, стимулируя интерес окружающих до максимума. – Причина физического плана, даже технического. Вполне может быть, что кто-то из вас в курсе. Так вот, при переносе материального тела через измерения мы имеем отклонение местоположения в пределах нескольких десятков метров. Наше счастье, что направление движения перебрасываемого объекта не изменяется. Это бы роковым образом сказалось на наведении баллистических ракет. Наши «головки» не будут использовать никакие активные методы наведения. Они, как вы знаете, свалятся на противника как снег на голову. Смещение их в пространстве на десятки метров приведет к отклонению в конечной стадии полета уже на сотни метров. Не буду тут излагать, почему и как, здесь задействованы силы Кориолиса, магнитные поля и так далее. Так вот, при стрельбе по вбетонированным в кору планеты штабам такое отклонение от цели недопустимо, несмотря на ядерные боеголовки.
– Можно сказать, господь бог несколько очистил нам совесть, так? – подал голос советник президента по национальной безопасности.
– Да, можно сказать, – повторил за ним Ник Эпштейн. – Законы природы имеют очень слабый люфт и не дают нам выбора.
Может ли Моська лаять на слона? Все знают – может. А может она его немножечко покусать? Тоже, думаю, может. А может ли слон на некоторое время испугаться и даже попятиться под ее напором? Наверное, допустимо. Кстати, именно так и случилось в декабре тысяча девятьсот сорок первого, в аллегорическом смысле, разумеется. Однако обнаглевшая и опьяневшая от собственной удали Моська продолжала наглеть и идти в атаку, и даже то, что ее уже несколько раз пнули гигантской ногой, казалось ей досадной случайностью и признаками агонии поверженного гиганта. В слепом опьянении своей удачей она совсем растеряла чувство реальности и абсолютно не догадывалась, что над ее хлипеньким телом нависает чудовищная, не ведающая пощады ступня. Однако, как мы знаем, наивную Моську подпирал с тылу другой великан – большущий носорог, покуда скромно остающийся в тени, эдакий озабоченный второстепенными делами наблюдатель. А поскольку лай Моськи его покуда интересовал и вовсе не хотелось, чтобы ее сплюснутый, с вывороченными кишками силуэт продемонстрировал всему миру реальную мощь слегка покусанного слона, теневой наблюдатель решил незаметно отсечь занесенную для удара ногу-колонну. Он знал, конечно, что полной ампутации одиночной акцией не достигнешь, но однажды подобное уже удалось, и почему было не попробовать. Что бы случилось, если бы мир узнал, что удар-отсечение нанес добродушный теневой гигант? Большие неприятности на политическом фронте, но и в случае досрочного проезда по Моське катка обидных последствий тоже было бы не миновать. А накачанные бицепсы и трицепсы позволяли рискнуть. Ведь кто не рискует, тот…
«Пе-8» двигались на десятикилометровой отметке. Их было пять единиц и это были все наличные «Пе-8», доработанные для специальной одноразовой миссии. Нет, они не делали что-то абсолютно непривычное, то, что они должны были совершить, десятки раз отработалось на полигоне под Саратовом, просто теперь это должно было сработать по реальному противнику.
«Пе-8» летели спокойно, хотя перемещались над территорией чужого государства, находящегося в состоянии войны с целой cворой противников. Их неторопливые, пришпиленные к небу силуэты вполне могли показаться пэвэошникам подозрительными и враждебными (и, между прочим, казались). Но что из того? Ни зенитки, ни истребители проплывающей снизу страны не имели возможности дотянуться до таких божественных высей. Как говорится, око видит – да зуб неймет. Поэтому, несмотря на свою очень невысокую скорость – всего четыреста километров в час, «Пе-8» ничего на свете не боялись. Такие они были бесстрашные железные парни. А внутри каждого из них помещалось целых восемь человек, все занятые делом по уши. Еще по одному воину-интернационалисту помещалось снаружи, но о них разговор особый, отдельный и секретный.
«Пе-8», как известно, носил ранее название «ТБ-7», что значит – «тяжелый бомбардировщик-семь», и был для настоящего момента довольно устаревшей вещицей, ведь шел тысяча девятьсот сорок шестой год, и с момента его изобретения миновало почти восемь годков. Но его ТТХ еще кое-что значили в современном мире, а потому годились, тем более над страной, которая лишь мечтать могла о таких славных тридцатипятитонных гигантах. Но не с ней, не с ней, ведущей неравную агрессивную войну со сворой противников, они собирались сражаться, да и не несли они бомб.
«Пе-8» шли навстречу с достойными себя противниками, с другими славными металлическими парнями, еще более тяжелыми и еще более массивными, чем они, – с самолетами по прозвищу «Летающая крепость», или «Б-29», самыми сильными бомбардировщиками Земного шара настоящего времени.
Вообще, как все догадываются, бомбардировщики друг с другом не воюют, для воздушного боя изобретена целая куча специальных вертких и стремительных машин, и это их дело, дырявить бока и крылья собратьев по полету. Поэтому, конечно, «Пе-8» не собирались непосредственно, собственными руками, пушками и пулеметами тягаться с утыканным средствами уничтожения «Б-29», они были просто носителем. Там, под их большими, славными телами, на специальном креплении, наличие которого и было той самой секретной доработкой, висел истребитель-перехватчик с ракетным двигателем. Дивный это был симбиоз.