Параллельный катаклизм - Страница 103

103

– Слушай, Партийная Совесть, наш линкор в каком году на воду спущен?

– В сорок третьем, забыл, что ли?

– Нет, не забыл. А ты думаешь, все эти годы прогресс военный стоял на месте? Ладно, заболтался я, пойду проверю, как моя очередь движется.

– И правда медленно, чего так? – поинтересовался напоследок Баженов. – Всего делов-то, вытряхнул мешок в печь и отряхнул ручки о брючки.

– А протокол? А подписи свидетелей? А пересчитывание уничтожаемых листов?

– Да, действительно.

На том они расстались, потому как очередь Горбатова действительно уже подходила.

17. В кольце

В окружающем мире царила ночь. Хуже, там царствовал полный мрак непроглядного липкого тумана. Море штормило, гоняя высокую волну во все стороны одновременно. Как все эти несуразности могли сочетаться между собой, было вовсе непонятно. Торопливые, хаотичные валы вдребезги бились о железную стену «Советского Союза», стараясь в последнем угасающем усилии забраться на палубу и утащить во мрак какого-нибудь зазевавшегося матросика. А внутри титанической, вяло качающейся громадины – тишь и благодать. Здесь срезались, гасились бронированным корпусом звуки природного хаоса. С потолка лился не слишком резкий свет, а в воздухе зависали, надежно впечатываясь в мозг, спокойные команды и доклады.

Глава местного комсомола Баженов занимался ответственнейшей, поставленной верховным замполитом Скриповым задачей – фиксацией на бумагу всего происходящего в святая святых – боевой рубке. В основном Баженов просто стенографировал, он знал, что всякие возникающие в глубине организма ощущения, а также выражения лиц, состояние погоды и прочие нюансы гораздо достовернее можно будет досочинять впоследствии в милой сердцу двухместной каюте или в одной из многочисленных Ленинских комнат.

В бронированной боевой рубке дежурила целая команда офицеров. Главным, как положено, был, судя по будущим газетным вырезкам, абсолютно не нуждающийся во сне и отдыхе контр-адмирал Пронь. Вообще-то на кораблях даже такого класса для командования хватало капитана первого ранга, но первенец советского линкоростроения был особым случаем, а его текущее задание – очень даже особым. Конечно, проглядывалась некоторая аналогия с рейдами немецких супердредноутов в Атлантику, но они все же не забирались в такие дали от родных берегов. Кроме этого, с тех, вроде бы недавних, времен сменились не только принципы морского боя – ушла в историю целая эпоха. Тактические изменения были вызваны не только участием людей и кораблей в реальных боях, но еще и скачком в развитии новой техники. Радиолокатор и авианосец, вот что теперь определяло главенство на театре военных действий. Давало ли наличие на борту «Советского Союза» контр-адмирала дополнительные преимущества по сравнению с превосходящим его количественно западным флотом? Может быть, и давало, но не слишком значительное, парочка торпедных катеров пригодилась бы больше, хотя даже она не решила бы ситуацию радикально.

Общее соотношение сил в Тасмановом море было один к двадцати и, конечно, не в пользу «Советского Союза». Его спасало то, что ни американский, ни английский, ни австралийский флоты не ведали его точного местоположения и сильно распыляли силы по широкой акватории. Еще на его стороне была разница в ставящейся задаче. Армады противника надеялись постепенно сомкнуть вокруг него капкан, а при обнаружении наброситься скопом. При удаче им бы даже не пришлось рисковать своими кораблями, штук сорок штурмовиков и торпедоносцев, действующие согласованно и смело, не дали бы русскому линкору никаких шансов. Сам советский дредноут ставил перед собой куда более простую цель – убраться восвояси. Только если совсем припрут, он намеревался погибать как полагается – с «музыкой».

И еще, на сей раз силы, находящиеся не во власти человека, имели склонность помогать авантюре СССР – практически над всей акваторией к востоку от Австралии свирепствовала непогода. Она загнала в порты мелкие суда, могущие принять участие в поисках, и заставила палубную авиацию сбиться вплотную, без признаков жизни, кучу. А значит, у «Советского Союза» все же имелся шанс.

Нужно было действовать быстро, но, разумеется, не теряя осторожности. И большущий линкор понесся к югу, желая выскочить в холодные антарктические воды.

18. Бег

Итак. Ясное небо, заходящее солнце – чудо-погода для зимы. Нетоптаная, снежная лесная тропка, компас наперевес, сбитое дыхание и ветки по щекам, и мокрая, пропитанная потом и снегом одежда, потерянная шапка, полуживая от усталости девушка, и он в распахнутой милицейской шинели, «ПСМ» с отщелкнутым предохранителем, и лай собак, где-то на грани слышимости, может, идущих по следу, а может, просто брешущих от скуки в демонстрации преданности хозяевам, а в конце пути – оцепленная войсками полянка с пулеметами ПКС, и тогда наконец-то нужный для настоящего дела пистолет, ясно, не против врагов неисчислимых – для собственных нужд, выяснения отношений с самими собой. Хоть и не самураи мы, но если другого пути не остается…

Но нет! Многое из перечисленного в конце – изобретение нашего пессимистического правого мозгового полушария. Это оно предсказывает и накликает гадости, а может, просто не дает расслабиться и распустить радостные слюни левому. Но вот бег по снегу действительно был, и где-то был оглушенный, но наверняка давно очнувшийся вагоновожатый, и были ветви по лицу, и сбитое дыхание, и едва шатающаяся с непривычки к походам Аврора – следствие несданных норм ГТО, и действительно было опасение, что вдруг они уже знают – вдруг их наука уже раскусила орешек и как-нибудь своими умными штучками-дрючками улавливает зоны пространственной дисгармонии более или менее точно, и им действительно готовят встречу, только не самонадеянные Жоры, а настоящие чекисты-пограничники в белых, под цвет зимы, маскировочных халатах. А еще их поджимало время, когда-то его было некуда девать, а сейчас оно сорвалось с поводка и летело молнией.

103