Как назло возле финишного участка маршрута – оставшегося для прохода трапа – Баженов натолкнулся на сухощавую фигуру старшего лейтенанта Горбатова.
– Салют комсомольцам! – приветствовал он Баженова вместо положенного по уставу приложения руки к головному убору перед вышестоящим званием. – Как дела? Взносы все собрал напоследок?
Ничуть не вспотевшие за время перехода писаря позади уже скалились.
– Некогда мне, – принимая обеспокоенную делами позу, произнес Баженов, – дай-ка пройдем.
– Не торопись, комсомол-добровол, – одернул его Горбатов. – Ты, небось, вниз, в машинное, ведомости свои сжигать?
Что было тут отвечать?
– Да уж. Все тебе, товарищ Валера, надо знать. Только я в котельную, а не в машинное.
– Какая, к чертям, разница. Не суетись, говорю, Подросшая Пионерия, будешь крайним.
– А что, очередь? – удивился Баженов.
– А то. Надо было своих канцелярских крыс гнать побыстрее, зажрались они у вас. Ты же знаешь, что дело туго, зажали нас янки крепко. Думаешь, у одних политотдельцев есть лишние бумаги? Там впереди человек пятьдесят.
– Да ты что? – еще раз удивился Баженов. Он стал быстро размышлять над новой проблемой: долго дежурить внизу, в жаре котельной, не улыбалось, но ведь он не мог оставить без присмотра опечатанные мешки, чтобы спуститься вниз и занять очередь к пылающим топкам.
– Пошли туда какого-нибудь из своих олухов, – одним махом разрешил сомнения Баженова старший лейтенант. – Если, конечно, ты сам не хочешь провести там комсомольское собрание без отрыва от производства.
В словах Горбатова, правда, был резон, сказывалась незакомплексованность офицера-практика.
– Товарищ Булкин, – обратился к одному из писарей Баженов, – вот тебе внеплановое поручение от имени ВЛКСМ, сходи-ка вниз и найди там крайнего.
– Всегда так, – негромко, но так, дабы его расслышал начальник, проворчал старший матрос, – всегда крайний Булкин, – но все же стал неторопливо спускаться. Когда он приподнял люк, оттуда пыхнуло жаром.
– Курить будешь, Смена Партии? – спросил Баженова Горбатов.
– Ты что, здесь же нельзя.
– Не смеши, Комсомол, чему здесь гореть. Вот на корме, где гидропланы, там да. – Он уже самостоятельно сделал затяжку. – Знаешь, Молодость Партии, я бы на твоем месте отвел бы этого твоего Булкина в тихий закуток внизу и произвел маленький несчастный случай с его телом и лицом, дабы уважал старших по званию. Не бойся, там так шумно, что его голос, взывающий к твоей партийной совести, услышан не будет.
– Так нельзя же, неуставщина.
– Ты сколько служишь, Пионерия – Дети Рабочих? Вот именно – уставщина. Ты оторвись от своих «Задач Союза» и открой устав. В боевой обстановке все методы, вплоть до применения оружия. А уж у нас сейчас боевая что ни на есть.
– Что, совсем плохо дело? – спросил Баженов, тоже закуривая, но без затяжки – эдакая имитация процесса для вливания в незаботящиеся о здоровье массы.
– Еще бы, – понизил голос Горбатов, насколько это позволяли окружающие корабельные шумы. Как всякий человек, допущенный к секретной информации, он страсть как желал ею поделиться с первым встречным знакомым. – Против нас приблизительно семь линкоров и два авианосца, и это только со стороны американцев.
– Да, а еще кто?
– Англичане подогнали «Вангуард» и авианосец «Херкьюлиз».
– А «Вангуард» – это что?
– Ну, ты даешь, Воспитатель Молодежи. «Вангуард» – это линкор. Калибры орудий триста восемьдесят один миллиметр. Правда, сомневаюсь, что они им пригодятся.
– Это почему?
– Как только разветрится погодка, они пустят в дело аэроразведку. Потом – торпедоносцы. Разделают нас под орех.
– У нас сто пятьдесят зенитных пулеметов, ты что, забыл? – завуалированно похвастался своими технологическими познаниями Баженов
– Ни хрена, ты, Племя Молодое, не секёшь. Без истребителей противовоздушная оборона, даже соединения кораблей, неэффективна. А у нас – далеко не соединение.
Баженов был поражен.
– И что наши будут делать? – ошарашенно спросил он.
– Жги свои бумаги старательно, Синие Ночи Дети Рабочих. "Врагу не сдается наш гордый «Варяг» – вот что будет.
– Да ты что, Валера. Ты хоть бы потише, не пугай личный состав.
– Сегодня командование попытается проскочить под штормовой завесой. Будем надеяться.
– Вот это другое дело. Как они нас в непогоду увидят?
– Так же, как и мы их, – радиолокатором.
– А…
– Ладно, хватит о печальном, Комсомол. Я бы тебе действительно советовал спешно заняться воспитанием своих писарей, – Горбатов кивнул в сторону уже задремавшего, развалившегося на секретных мешках матросика. – Если надо, я подпрягусь. По-моему, они один другого стоят, так что можно начинать с любого края. Давай начнем с этого?
– Да нехорошо это, бить подчиненного по мордасам, Валера.
– Не будь чистоплюем, если будешь все время подтирать им задницы и придерживать штанишки, быть тебе в дерьме по уши. Если не хочешь дружески-наставительного применения кулака, тогда надо пустить под трибунал одного-двух, а лучше трех. Говорят, тоже помогает. Те, кто остаются, ходят потом на задних лапках и в рот заглядывают, а главное, по-настоящему уважают, от всей души, ей-богу.
– Ты что, верующий, Валера?
– Дурь не говори.
– А чего же все время то бога, то черта поминаешь? – Баженов наконец-то нашел, чем можно прижучить Горбатова.
– Да я бы сейчас поминал кого ни попадя, если бы еще кого знал. Вот сам скоро познакомишься с Нептуном вблизи, тогда запоешь.
– Опять ты панику распускаешь, товарищ Горбатов. Что нам торпеды янки, у нас ведь противоторпедная защита – лучшая в мире.